«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности - Генри Каттнер
– Мистер Армбрестер, – сказал я, – понятия не имею, за что сижу. Нас сюда привезли ни с того ни с сего – папулю, мамулю и Лемюэла. Лемюэл, правда, все еще спит, а папуля пьян.
– Мне тоже хочется напиться допьяна, – сообщил мистер Армбрестер. – Тогда меня не удивляло бы, что ты повис в воздухе между полом и потолком.
Я засмущался. Вряд ли кому охота, чтобы его застукали за такими делами. Со мной это случилось по рассеянности, но чувствовал я себя круглым идиотом. Пришлось извиниться.
– Ничего, – сказал мистер Армбрестер, переваливаясь на живот и почесывая баки. – Я этого уже давно жду. Жизнь я прожил в общем и целом весело. А такой способ сойти с ума не хуже всякого другого. Так за что тебя, говоришь, арестовали?
– Сказали, что у нас урановый котел стоит, – ответил я. – Спорим, у нас такого нет. Чугунный, я знаю, есть, сам в нем воду кипятил. А уранового сроду на огонь не ставил.
– Ставил бы, так запомнил бы, – отозвался он. – Скорее всего, тут какая-то политическая махинация. Через неделю выборы. На них собирается выступить партия реформ, а старикашка Гэнди хочет раздавить ее, прежде чем она сделает первый шаг.
– Что ж, пора нам домой, – сказал я.
– А где вы живете?
Я ему объяснил, и он задумался.
– Интересно. На реке, значит? То есть на ручье? На Медведице?
– Это даже не ручей, – уточнил я.
Мистер Армбрестер засмеялся.
– Гэнди величал его рекой Большой Медведицы, до того как построил недалеко от вас Гэнди-плотину. В том ручье нет воды уже полвека, но лет десять назад старикашка Гэнди получил ассигнования – один бог знает, на какую сумму. Выстроил плотину только благодаря тому, что ручей назвал рекой.
– А зачем ему это было надо? – спросил я.
– Знаешь, сколько шальных денег можно выколотить из постройки плотины? Но против Гэнди не попрешь, по-моему. Если у человека собственная газета, он сам диктует условия. Ого! Сюда кто-то идет.
Вошел человек с ключами и увел мистера Армбрестера. Спустя еще несколько часов пришел кто-то другой и выпустил меня. Отвел в другую комнату, очень ярко освещенную. Там был мистер Армбрестер, были мамуля с папулей и Лемюэлом и еще какие-то дюжие ребята с револьверами. Был там и тощий сухонький тип с лысым черепом и змеиными глазками; все плясали под его дудку и величали его мистером Гэнди.
– Парнишка – обыкновенный деревенский увалень, – сказал мистер Армбрестер, когда я вошел. – Если он и угодил в какую-то историю, то случайно.
Ему дали по шее и велели заткнуться. Он заткнулся. Мистер Гэнди сидел в сторонке и кивал с довольно подлым видом. У него был дурной глаз.
– Послушай, мальчик, – сказал он мне. – Кого ты выгораживаешь? Кто сделал урановый котел в вашем сарае? Говори правду, или тебе не поздоровится.
Я только посмотрел на него, да так, что кто-то стукнул меня по макушке. Чепуха. Ударом по черепу Хогбенов не проймешь. Помню, наши враги Адамсы схватили меня и давай дубасить по голове, пока не выбились из сил, – даже не пикнули, когда я побросал их в цистерну.
Мистер Армбрестер подал голос.
– Вот что, мистер Гэнди, – сказал он. – Я понимаю, будет большая сенсация, если вы узнаете, кто сделал урановый котел, но ведь вас и без того переизберут. А может быть, это вообще не урановый котел.
– Кто его сделал, я знаю, – заявил мистер Гэнди. – Ученые-ренегаты. Или беглые военные преступники, нацисты. И я намерен их найти!
– Ого, – сказал мистер Армбрестер. – Понял вашу идею. Такая сенсация взволнует всю страну, не так ли? Вы сможете выставить свою кандидатуру на пост губернатора или в сенат или… в общем, диктовать любые условия.
– Что тебе говорил этот мальчишка? – спросил мистер Гэнди. Но мистер Армбрестер заверил его, что я ничего такого не говорил.
Тогда принялись колошматить Лемюэла.
Это занятие утомительное. Никто не может разбудить Лемюэла, если уж его разморило и он решил вздремнуть, а таким разморенным я никого никогда не видел. Через некоторое время его сочли мертвецом. Да он и вправду все равно что мертвец: до того ленив, что даже не дышит, если крепко спит.
Папуля творил чудеса со своими приятелями Ферментами, он был пьянее пьяного. Его пытались отхлестать, но ему это вроде щекотки. Всякий раз, как на него опускали кусок шланга, папуля глупо хихикал. Мне стало стыдно.
Мамулю никто не пытался отхлестать. Когда кто-нибудь подбирался к ней достаточно близко, чтобы ударить, он тут же белел как полотно и пятился весь в поту, дрожа крупной дрожью. Один наш знакомый прохвессор как-то сказал, что мамуля умеет испускать направленный пучок инфразвуковых волн. Прохвессор врал. Она всего-навсего издает никому не слышный звук и посылает куда хочет. Ох уж эти мне трескучие слова! А дело-то простое, все равно что белок бить. Я и сам так умею.
Мистер Гэнди распорядился водворить нас обратно – он, мол, с нами еще потолкует. Поэтому Лемюэла выволокли, а мы разошлись по камерам сами. У мистера Армбрестера на голове осталась шишка величиной с куриное яйцо. Он со стонами улегся на койку, а я сидел в углу, поглядывал на его голову и вроде бы стрелял светом из глаз, только этого света никто не мог увидеть. На самом деле такой свет… эх, образования не хватает. В общем, он помогает не хуже примочки. Немного погодя шишка на голове у мистера Армбрестера исчезла, и он перестал стонать.
– Попал ты в переделку, Сонк, – сказал он (к тому времени я ему назвал свое имя). – У Гэнди теперь грандиозные планы. И он совершенно загипнотизировал жителей Пайпервилла. Но ему нужно больше – загипнотизировать весь штат или даже всю страну. Он хочет стать фигурой национального масштаба. Подходящая новость в газетах может его устроить. Кстати, она же гарантирует ему переизбрание на той неделе, хоть он в гарантиях и не нуждается. Весь городок у него в кармане. У вас и вправду был урановый котел?
Я только посмотрел на него.
– Гэнди, по-видимому, уверен, – продолжал он. – Выслал несколько физиков, и они сказали, что это явно уран-двести тридцать пять с графитовыми замедлителями. Сонк, я слышал их разговор. Для своего же блага – перестань укрывать других. К тебе применят наркотик правды – пентатол натрия или скополамин.
– Вам надо поспать, – сказал я, потому что услышал у себя в мозгу зов дедули. Я закрыл глаза и стал вслушиваться. Это было нелегко: все время вклинивался
